Алексей Муравьев

Горохищное овча

 

Десятилетие открытия свободных и независимых от Московской патриархии приходов в России — веха безусловно важная в истории Российской Церкви в нашем богатом скорбями столетии. В последнее время с легкой руки патриархийных горе-патриотов это событие стало рассматриваться в основном как «экспансия американской Зарубежной Церкви» на канонической территории Русской Поместной Церкви. Излишне говорить, насколько абсурдным является подобное представление для всякого, знакомого с историей Российской Церкви в ХХ в. не только по очеркам, скажем, прот. В. Цыпина, а по документальным свидетельствам. Такая картина воспринимается большинством верующего народа в основном в силу крайней неосведомленности его, нежелания вообще чего-то знать, боязни «крамолы» и подобострастного отношения к церковному начальству. Но речь наша не о тех, кто до сих пор довольствуется злонамеренными и лживыми байками и на чем свет стоит клеймит «чудовищный зарубежный раскол». Те из историков, кто решился явить читателю действительные факты истории, сразу же испытали на себе давление административной машины МП, устами своих доброхотов разругавшей ученых за «предвзятость» и едва ли не продажность и «работу на ЦРУ».

Почерк этот давно знаком тем, кто боролся с советской властью и ее метастазами в верующем народе всегда, тем, кто никогда не признавал за МП право присваивать себе право именоваться Российской Поместной Церковью, тем, кто давно, задолго до официального открытия приходов в России, состоял в молитвенном и евхаристическом общении со свободной частью Российской Церкви (всегда бывшею впрочем именно русской по содержанию и форме и никогда не приспособлявшейся к правительствам и режимам тех стран, где она оказывалась волею судеб). Именно совершая подвиг русскости, в нацистских застенках за несколько дней до казни об этом говорил своим палачам мученически убиенный «русский немец» Александр Шморель, один из основателей легендарной мюнхенской «Белой Розы» и прихожанин РПЦЗ, который, как и тысячи русских катакомбников, предпочел смерть физическую от рук безбожных палачей смерти духовной, примирению с антихристовым режимом. Это люди особой складки с обостренным чувством духовной реальности. Они не расточали проклятий руководителям официальной Советской церкви, загнавшим себя самих в такое положение, что из него уже не было выхода, кроме как дальнейшего следования по пути, ими избранному. Они  просто шли своим путем, путем, исполненным страданий, но путем истинно православным. Именно эти люди, точнее говоря, те из них, кто выжил в советской мясорубке, создали первые приходы в юрисдикции Синода РПЦЗ. У них не было четкого представления о том, что будет дальше и как надо строить настоящие церковные структуры, не было опыта нормальной подзаконной жизни. В чисто социологическом смысле эти люди несли в себе заряд асоциальности, они, следуя завету Христа, предпочли бескомпромиссный уход из безбожного и беззаконного общества компромиссной интеграции в него.

Настрой на социализацию несли с собой те люди, которые имея положительный социальный опыт, в том числе и опыт создания и налаживания церковной жизни в советских условиях, по тем или иным причинам переходили из советской патриархии в РПЦЗ, присоединяясь таким образом от раскола к Церкви. Среди них, впрочем, попадались разные люди — кто-то искал личных целей, иные бежали от самодура-архиерея, третьи жаждали политического экстремизма с религиозной окраской, но многие шли от лжи к правде, шли в поисках Истинной Церкви. У многих из них был хороший внешний и внутренний опыт, но им как правило недоставало церковной образованности, культуры, духовной традиции и вкуса. Все это должна была дать им свободная часть Российской Церкви, долго хранившая это духовное богатство именно для передачи русским людям на Родине. Эта передача, восстановление традиции, и было тем возвращением в Россию после падения богоборческого режима, о котором всегда говорила Российская Церковь. Первый шаг был сделан, сделан именно свободным даром этого достояния, даром духовной традиции тем русским людям, которые этого попросили. Но именно здесь и начались искушения, ввергнувшие это благое дело в то жалкое состояние, в котором оно пребывает ныне. Обнаружилось, что в самой заграничной части Российской Церкви существуют мощные течения, связанные общим убеждением в том, что РПЦЗ — часть «мирового православия», только более консервативная и традиционалистская часть. Смерть святителя Филарета и отстранение от дел Епископа Григория (Граббе), много лет направлявшего политику Синода, развязало руки этим силам. В складывании либерального крыла в РПЦЗ некоторую роль сыграл «сербский элемент»: святители Иоанн и Филарет и другие манчжурские архиереи имели опыт прямого соприкосновения с МП, пережили период «харбинско-шанхайских иллюзий» (послевоенной эйфории в идиллическом видении сталинской церковной политики) и встали на путь бескомпромиссного хранения Православия; те же из архиереев, кто этого опыта не имел, а напротив был связан с сербской церковной средой, имели несколько иные представления и взгляды. Сербская церковь радушно приняла Синод русских епископов в 1920-х гг., однако со временем она попала в орбиту сталинской церковной политики и к 1960-м стала недуговать многими болезнями, присущими МП. Впрочем, помимо экуменической верхушки в Сербской церкви сохранился тот истинно-церковный элемент, который дал в России иосифлянство, «непоминающих» и катакомбников. Фигурой, связывавшей сербов и Российскую Церковь, был ученик Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого) преп. Иустин Поповић, не прерывавший вплоть до последней возможности общение с официальной Сербской церковью и патриархом, несмотря на пораженность ее теми же пороками, что и МП в России, сиречь экуменизмом и сергианством. Считается, что умер отец Иустин вне канонического общения с патриархом Германом, но тот период компромисса, который длился несколько последних лет его жизни, дал плоды в его учениках, из которых многие «восстановили» порядок, сделав церковную карьеру в официальной Сербской церкви. Парадоксально, но факт — падение обветшалого советского режима и его поновление за счет прививки «нового мирового порядка» вызвало резкое падение апокалиптической бдительности в рядах зарубежной части Российской Церкви и смену ориентации на «положительное строительство» и укоренение в странах, где она оказалась. Эта смена модуса существования и мироощущения естественно предполагает и смену отношения к «мiровому православию» и даже в целом к мiру. Попытка встроиться в современный мiр на правах «законопослушной», уважающей права других, открытой (знаковый термин для нового мирового порядка) конфессии естественно ослабляет градус напряженности, снижает пафос стояния за веру. Эсхатологизм, устроение параллельных «мировым православным» церковных структур будет тут явно неуместным, и именно на это официальные сербские архиереи не раз раздраженно пеняли РПЦЗ.

Именно эти процессы, вкупе с настроениями тех, кто хотел объединения с МП в Америке, стали главным препятствием на пути становления нормальной канонической Православной Российской Церкви. В Америке как результат присоединения к РПЦЗ нескольких общин из раскольной «автокефалии» (т.н. «ОСА») вызрело настоящее ультра-либеральное крыло, некоторые представители которого прямо перешли в МП без всяких условий. Другим препятствием стала прямая реакция советских спецслужб и связанной с ними Московской патриархии. Они и создали ту «третью колонну», которая имела своей задачей разрушить все, что с таким трудом строилось Истинной Церковью. Эта «колонна» была откровенно деструктивна, но в силу того, что «органы» опирались не на прямых агентов, а на разработанных провокаторов, часто неустойчивых в психическом плане, ей во многом удалось сделать то, для чего она была  создана, — сорвать консолидацию истинно-православных сил в России и затормозить воссоздание Российской Православной Церкви. Убедив некоторых зарубежных архиереев предпринять разного рода авантюрные действия (в частности, толкнув их на сотрудничество с маргинальными политическими движениями), ввязав наши  приходы в несколько скандалов довольно грязного свойства, и перессорив путем клеветы российских архиереев между собой, эти люди ушли либо обратно в МП, либо создали свои псевдоправославные сектантские объединения и вышли за рамки истории  Церкви. Свою роль сыграла здесь хорошо разыгранная интрига с национал-патриотическим содержанием: плененные национальной риторикой, некоторые зарубежные архиереи покорно шли на поводу у провокаторов, скоро вернувшихся под крыло МП, показавшей, что и она с неменьшим успехом может отвечать на «вызовы времени» и призывать «бить и спасать». И наконец наивность, доверчивость и неготовность архиереев, отвечавших за российские дела, к адекватному восприятию постсоветской церковной действительности сильно скомпрометировали наши канонические структуры в России и поставили со всей ясностью вопрос о самой возможности управления нашим Синодом российскими церковными делами. Именно тогда от старейшего канониста Русской Зарубежной Церкви Епископа Григория (Граббе) прозвучало призыв предоставить самоуправление российским епархиям, сделав их церковное управление в каноничеком отношении равноправным с Синодом РПЦЗ.

Развитие ситуации осложнялось тем, что внутри рядового клира Московской Патриархии происходили некоторые безусловно положительные сдвиги. Так, накануне открытия российских приходов, по России прокатилась волна протестов священников-ревнителей против многочисленных канонических нарушений в МП, накопившихся за полвека ее существования: обливательного крещения, упразднения частной исповеди, магизма, «пасхального христианства», бизнеса на требах и многого другого. Несколько священников из глубинки даже каялись на Прощенное воскресенье за эти нарушения перед прихожанами. Не стоит также и забывать, что обстановка в середине и конце 80-х гг. сильно отличалась от современной. Демократическая общественность выступала тогда за правду против агонизирующей КПСС и ее филиалов. Многие демократические деятели защищали православных ревнителей от гонений со стороны советских начальников. Православная общественность требовала открытия храмов, а руководство МП этого не хотело, мотивируя свой отказ отсутствием священников. Духовенство РПЦЗ, оказавшись в СССР включилось в борьбу за открытие церквей совместно с общественностью, так московский храм Покрова Божией матери в Тропарево отстаивали от советских чиновников «зарубежные» священники совместно с демократами В. Аксючицем и Г. Онищенко, но в последний момент МП через подставную структуру перехватила здание. Можно вспомнить голодовку в г. Иваново, депутации мирян в Чистый переулок, бум с открытием архивов и преданием частичной гласности сексотского прошлого верхушки МП...  Будущее Патриархии казалось тогда более чем неопределенным, казалось, что до восстановления нормального канонического состояния Церкви и отказа от еретического курса достаточно лишь малого толчка. Но государственная машина КПСС-КГБ не была вовсе заинтересована в смене церковного ландшафта. После наиболее открытых апостасийных действий патриарха Алексия (Ридигера) (в особенности, после его выступления перед раввинами в Нью-Йорке: «Ваши пророки — наши пророки») возникло даже кратковременное «движение непоминающих». Ту первую волну удалось задавить чисто административными средствами: кого-то перевели в глушь, а кому-то напротив дали возможность развернуться экономически и забыть про ревнительство, кому-то ушлый благочинный пообещал «взять грех на себя». По неумолимой сталинской логике инициатором «искоренения перегибов» может быть только начальство. И действительно, по инициативе патриарха Алексия (Ридигера) обливательное крещение и другие наиболее вопиющие нарушения начинают вытесняться из церковной жизни. Несмотря на внутреннее противодействие, патриархия проводит некоторую борьбу с крайними модернистами, вроде оо. Г. Кочеткова и А. Борисова, наследие о. А. Меня и других наиболее сомнительных с точки зрения Православия богословов часто рассматривается критически. Затем в официальной печати и в полуофициальных кругах МП начинается использование патриотической и местами филетической риторики, на этой почве происходит сближение позиций МП с розовато-красной прессой, появляются откровенные прокоммунистические симпатии некоторых «патриотических» священнослужителей, а лидеры коммунистов вновь заговаривают о родстве коммунизма и христианства. Но самое главное — экуменическая вовлеченность, неподконтрольность высшей иерархии церковному суду и ее «симфонические» отношения со все более одиозной новой демократической властью (современная форма сергианства) остаются практически на том же уровне, что и прежде. Несколько попыток монашества взять, по образцу византийских монахов, на себя дело хранения веры и потребовать прекращения экуменизма в любых формах и прекращения канонического общения с масонско-экуменическим Константинопольским патриархатом были резко пресечены и в общем успеха не имели. Именно из среды таких ревнителей, пытавшихся честно делать все возможное для сохранения святоотеческого Православия в рамках МП, и вышли те пастыри и архипастыри, которые составили основу российских приходов в юрисдикции Архиерейского Синода РПЦЗ, соединившись с катакомбниками, уже давно находившимися в общении с Синодом.

Таким образом, никогда российские приходы в юрисдикции РПЦЗ не разделяли какой бы то ни было сектантской идеологии и не проводили каких-то границ между собой и зарубежными собратьями. Часто за рубежом можно услышать мнение, что будто бы, «эти люди стали пытаться управлять нашей Церковью за рубежом», т. е. любоначальничать. Для вдумчивого читателя исторических документов ясно, что ничего подобного не было, да и быть не могло. Была попытка убедить наш Синод сформулировать максимально ясно свою позицию в отношении «мiрового православия», вернуться к линии святителя Филарета, но это делали и ревнители внутри Зарубежья. Была попытка навести ясность с канонической структурой, но и это не предосудительно.

Трагический раскол, разделивший в 1994-95 гг. некоторых русских архиереев, образовавших так называемую суздальскую юрисдикцию, и Архиерейский Синод, проходил, как известно, на фоне безуспешной борьбы в Германской епархии против захвата церковной собственности МП в Дрездене и других местах. В рамках этой борьбы была произведена попытка без благословения Синода начать некие «переговоры» с представителями МП и тем самым затормозить процесс отчуждения церковного имущества, согласованный канцлером Колем и президентом Ельциным (совместно с патриархом Ридигером) заранее. Эта самочинная попытка полностью провалилась, даже более того — после срыва переговоров последовала вооруженная акция МП и палестинской полиции в Хевроне. Таким образом, МП удалось одержать две тактические победы — в Германской епархии и на Святой Земле... Таких побед будет еще много, пока не остановится маховик чудовищной машины, запущенной в 1927 году митр. Сергием Страгородским.

Зададимся вопросом, существуют ли у нынешней церковной ситуации перспективы относительно благополучного развития? Ответ на него, как это ни парадоксально, зависит от того, насколько оптимистично будем мы смотреть в целом на развитие ситуации в постсоветской России. Если апокалиптические тенденции, выразившиеся в русской революции, 70-летнем большевицком засилье, демократизации и либерализации, погублении народа, антиправославном экуменическом братании и многом другом, будут накапливаться и усиливаться, то это должно привести к уходу истинно-православных в катакомбы и дальнейшему превращению официальных церковных структур в совершенно апостасийные орудия антихристовы. Если эта тенденция волею Божией на время замедлится, то позволительно станет ожидать некоторого изменения микроклимата среди верующего российского народа, отвержения им нарушений и еретических заблуждений, характерных для части руководства МП, и радикального исправления ситуации «снизу». В такой пока что чисто гипотетической ситуации (не в последнюю очередь предполагающей и восстановление исторически законной формы монархического правления в России и полного запрета всех форм марксистской и коммунистической идеологии как антиправославной и антирусской бесовщины) возможен будет некий предсоборный процесс, в котором смогут участвовать все церковные группы, стоящие на основе истинного святоотеческого Православия, отрицающие сергианство, экуменизм и модернизм, стремящиеся выработать основу для работы Собора. Церковь, не принадлежа миру, находится в нем, и радикально изменить положение в ней сможет только радикальное же изменение положения в России. Падение императорской власти и ввержение России в пучину беззакония развязало руки всевозможным еретикам и обновленцам по всему миру, новокалендаризм и экуменизм в неприкрытой форме были провозглашены именно тогда и в общем propter hoc. Кажущаяся пока весьма неправдоподобной ситуация возрождения самодержавной православной России есть единственный источник надежды на радикальное исцеление церковных дел в России. Последствия сразу нескольких расколов донельзя исказили церковный облик русского народа. Убежденность в том, что Церковь существует в виде «болящих» сообществ, иначе говоря, в виде поместных церквей, официально исповедующих еретические или антиканонические учения (экуменизм, сергианство), но «в глубине остающихся православными», выраженная наиболее догматически ярко группой митр. Киприана Филийского, распространилась почти повсеместно; достаточно сказать, что у ревнителей, ведущих борьбу изнутри официальных юрисдикций, не может быть ни какой другой точки зрения.

Однако, в случае отсутствия предпосылок для покаяния, в случае усугубления мiрского духа в МП, следует ожидать сохранения противостояния между истинно-православными и официальной церковной организацией. Внешне оно будет выражаться в рамках социологической оппозиции «социально деструктивные — социально интегрированные». Борьба за истину в Церкви среди российских «зарубежников» — увы! —  часто весьма политизирована. Мало кто борется против апостасии МП, проявляющейся прежде всего в экуменической вовлеченности. Кое-кто стремится к национализации или патриотизации этой борьбы до полного исчезновения чисто церковных целей. Да, для истинно-православных борьба с новым мировым порядком — духовная борьба, но сводить весь смысл стояния в Истинном Православии к стоянию против «нехорошего антирусского режима»  — непростительная наивность, выдающая нецерковный подход. Действительно, многое зависит от динамики процессов, протекающих как в лоне Истинного Православия, так и в МП. Ситуация может принять самый неожиданный оборот, так как присутствие истинно-православных в России имеет значение и для процессов внутри Московской патриархии, которая сама претерпевает различные изменения, многие из которых можно бы по справедливости назвать движением в сторону Истинного Православия. Пусть эти процессы (церковное просвещение, храмоздательство, дела милосердия) наиболее активно идут на местном (приходском, монастырском, иногда даже епархиальном) уровне, но игнорировать их будет не совсем честно. То правда, что без исповедания Православия все эти действия, взятые в отдельности, не суть действия Церкви. Но они суть дела православного народа, который еще не воспринял целиком в свое сердце идею покаяния, а через нее и воцерковления, но движется к Церкви. Когда же (и если) это свершится воистину, то задача истинно-православных в России будет выполнена, — прекратится существование структуры МП (подобно тому как св. патриарх Мефодий в эпоху второго иконоборчества разогнал и лишил сана за ересь до 90 % духовенства, прекратив до того существовавшие неканонические структуры) и восстанут вновь Российская Православная Церковь и Российская Православная Империя.

Конечно, эта светлая перспектива пока далека от нас. И прошедшие десять лет, к сожалению, ненамного приблизили ее. Российские истинно-православные стоят на пороге больших потрясений, переживая вместе со всей РПЦЗ глубокий структурный кризис. Этот кризис, как нам видится, вызван противостоянием двух экклисиологий: компромиссной (скрыто-экуменической, киприанитской) и исповеднической (святоотеческой, «иосифлянской»). Рано или поздно правда должна победить в Церкви, но эта победа может обернуться потерей многих собратьев за рубежом и в России. Дабы избежать новых разделений и консолидировать разрозненные части Истинной Церкви на российских пажитях, следует отказаться от нецерковной политической программы борьбы за «истинно-русский режим». Общая задача российских истинно-православных — как можно в более короткие сроки вернуться к исповеданию святоотеческого Православия в первую очередь в том, что касается экклисиологии. Иначе их задача перестанет быть общей, приобретет, говоря языком математики, разнонаправленные векторы. Будем же молиться, чтобы всемилосердный Господь не оставил заблудшую в горах овечку, а подъяв на рамена, внес ее в Свой вертоград.