ЦЕРКОВНО-ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ

В ПУТИНСКОЙ РОССИИ: ЧТО ДАЛЬШЕ?

Действия администрации избранного президента России Владимира Путина в области церковно-государственных отношений, как, впрочем, и в ряде других областей, вызывают смешанные реакции у обозревателей. В период, предшествующий его инаугурации, сам Путин предпочитает посещать воинские части, вручать премии и т. д., вместо того, чтобы открыто обсуждать новые политические инициативы и, тем более, осуществлять их на практике. В то же время два конкретных шага, уже предпринятых им в области религиозной политики, представляются диаметрально противоположными. Поражает и явная неадекватность при освящении этих шагов Путина средствами массовой информации.

Основные СМИ достаточно широко осветили подписание Путиным в марте закона о продлении срока перерегистрации религиозных организаций (Вдъ-Информ: Как сообщал наш бюллетень, 26 марта и. о. президента России подписал принятую Госдумой поправку к новому закону о свободе совести, в соответствии с которой срок перерегистрации религиозных организаций, зарегистрированных по старому закону, продляется с 31 декабря 1999 года до 31 декабря 2000 года). Это означает, что новая администрация сознательно стремится показать себя защитницей религиозных свобод. На самом деле, речь шла о достаточно рутинной поправке, которую поддерживали и лоббировали официальные религиозные органы (Московская патриархия, старые мусульманские духовные управления); она вовсе не означает начало новой политики терпимости по отношению к религиозным меньшинствам. Но важнее всего помнить, что в России самые вопиющие нарушения свободы совести не имели практически никакого отношения к букве закона. Так, например, российские протестантские конгрегации (а также все большее число религиозных объединений, связанных с зарубежными центрами /Вдъ-Информ: В том числе, РПЦЗ/), которым отказывают в праве аренды общественных зданий для проведения богослужений, часто имеют официальную регистрацию и все формальные права, вытекающие из этого. Даже полный порядок с бумагами не является гарантированной защитой от мелких деспотов, каковыми бывают российские чиновники.

Напротив, элементы религиозной политики, присутствующие в столь объемном документе, как Концепция национальной безопасности, подписанная Путиным 10 января, практически не привлекли никакого внимания СМИ, хотя вполне возможно, что они как раз дают возможность гораздо лучше понять будущую политику администрации. В прежней Концепции национальной безопасности, принятой в декабре 1997 г., подчеркивалась «важная роль Русской Православной Церкви» в сохранении духовных ценностей; новый текст не содержит упоминаний о РПЦ, но говорит о том, что «духовное и нравственное образование населения» должно регулироваться государственной политикой. Вариант 1997 г. усматривал основную угрозу в религиозной сфере в «деструктивной деятельности различных религиозных сект» — в новом варианте говорится лишь о «негативном влиянии иностранных миссионеров».

Новая политика уже проявилась в попытках ограничить практику так называемого ваххабизма — направления в исламе, которое пытаются представить как корень чеченской проблемы; между тем авторы подобных схем игнорируют тот факт, что в 1999 году ваххабитские поселения в Дагестане не поддержали вторжения в эту республику чеченских боевиков. Подобный взгляд на ваххабизм активно распространяет Центральное духовное управление мусульман, централизаторские устремления которого вполне совпадают с путинскими. Сам термин «ваххабизм» стал средством дискредитации любого мусульманина, по той или иной причине попавшего в немилость к властям, вне зависимости от его реальных вероучительных взглядов и связей с террористической деятельностью. Создается впечатление, что российские мусульмане, взгляды которых в чем-то расходятся с позицией духовного управления, будут в первую очередь подвергаться ограничениям религиозных свобод.

(...) Учитывая, что Путин вышел из спецслужб и продолжает поддерживать с ними самые тесные контакты, вполне возможно, что местные подразделения ФСБ станут интерпретировать религиозные аспекты новой концепции национальной безопасности как сигнал к началу акций запугивания (...).

Одна из основных задач Путина сегодня — сосредоточение центральной власти в Москве и ослабление регионов; его публичные заявления в пользу религиозной свободы следует рассматривать именно в этом свете. Обеспечивая соблюдение ряда демократических принципов, он может взять верх над некоторыми губернаторами, эти принципы не соблюдающими. Религиозная свобода относится к тем принципам, соблюдать которые достаточно удобно, поскольку — в отличие от той же свободы слова — она является предметом непосредственного беспокойства гораздо меньшего числа людей и ее легче обеспечить. Пока Путин заявляет о стремлении соблюдать религиозные свободы, вполне вероятно, что будут отмечаться попытки их ограничения в ряде регионов — в частности, там, где местная администрация стремится к автономии от Москвы, где у власти находятся коммунисты или где губернатор находится под сильным влиянием местного епископа МП, нетерпимо относящегося к другим конфессиям. Таким образом, в ближайшее время вполне вероятен рост числа инцидентов, подобных недавней ликвидации церковной общины в Татарстане под предлогом нарушения ею местного закона о религиозных организациях или созданию указом местной власти экспертной комиссии по религиозным вопросам в Костроме. В ответ на попытки региональных властей сохранить степень децентрализации, достигнутую в 90-е годы, Путин будет стремиться к созданию более централизованных структур во всех сферах жизни — в том числе, почти наверняка, и в религии. Возможно, новая администрация создаст какую-то структуру наподобие Совета по делам религий — существование которого уже не запрещено законом, как это было в 1990—1997 гг. — с целью подчинить местных чиновников, курирующих религиозные вопросы, Москве, а не местным мэрам и губернаторам.

После первоначальной, во многом символичной демонстрации тесных взаимоотношений между Путиным и патриархом Алексием в начале января новая президентская администрация несколько дистанцировалась от Московской патриархии. Вероятно, эта дистанция сохранится и впредь. Как президент, Путин поддерживает имидж достаточно теплохладного православного верующего и уже не выступает с публичными заявлениями в поддержку «традиционных» российских вероисповеданий, как это делает, например, лидер КПРФ Геннадий Зюганов. Тесный союз с Московской патриархией представляется сегодня делом политически рискованным в свете продолжающихся публикаций о незаконной коммерческой деятельности РПЦ и все более тесной, не скрываемой от публики связью патриарха со столь темной фигурой, как Гуля Сотникова. И хотя Московская патриархия безоговорочно поддерживает политику Путина в Чечне — патриарх Алексий недавно обрушился на Запад, который, по его словам, применяет «двойные стандарты», критикуя войну в Чечне, — она, судя по всему, не получает взамен практически ничего, если не считать президентскую охрану самого Алексия.

С одной стороны, заявления Путина о приверженности демократическим принципам трудно примирить с его основным имиджем — сторонника могущественного государства, — позволившим ему привлечь на свою сторону значительную часть коммунистического электората. Когда соблюдать такого рода баланс будет уже невозможно, вполне вероятно, что Кремль переключится на националистическую, псевдоправославную модель, в большей степени соответствующую популистскому имиджу Путина. Не исключено, что это «переключение» состоится по окончании срока перерегистрации в конце 2000 года.

Предвестником возможного развития событий была ситуация, имевшая место в только что закончившийся трехмесячный период между истечением старого срока перерегистрации и определением нового. Ведь в течение этого периода была технически возможна ликвидация не прошедших перерегистрацию общин. Драматичная, хотя и изолированная попытка администрации Воронежской области ликвидировать 13 религиозных организаций может оказаться прообразом того, что случится в 2001 году, когда все местные отделы юстиции будут, в соответствии с законом, обязаны делать то, что по своей воле решил предпринять воронежский облюст. Таким образом, последние события в Воронеже заслуживают особого внимания. Явно рассерженное тем обстоятельством, что местный отдел юстиции решил проигнорировать его письменное уведомление о вероятном продлении сроков перерегистрации, Министерство юстиции обязало воронежский отдел прекратить все 13 судебных дел о ликвидации. В настоящее время облюст намерен перерегистрировать 10 организаций, вопрос о существовании которых не был доведен до суда (...). Предположения о том, что вся процедура ликвидации была инспирирована Воронежской епархией РПЦ, подтверждаются тем обстоятельством, что хотя ни один из четырех православных монастырей, действующих в области, до сих пор не получил официальной перерегистрации, никаких санкций по отношению к этим обителям власти не применяли. Нет никаких оснований предполагать, что воронежский облюст сделал бы поворот на 180 градусов, если бы сроки перерегистрации не были официально продлены и Минюст не оказывал бы на него давление из Москвы.

Вполне вероятно, что похожий сценарий будет разыгран в каждом из российских регионов в конце 2000 — начале 2001 года. Вопрос в том, согласится ли путинская администрация на такое развитие событий или пойдет на дальнейшие изменения в законодательстве, чтобы предотвратить его. А это, в свою очередь, зависит от того, как долго Путин пожелает сохранять имидж поборника религиозных свобод.