Слово о церкви

Иеродиакон Феофан

ЕПИСКОП И ЕГО ЦЕРКОВЬ

В наше время многие последователи официальных православных церквей придерживаются нового учения о том, что у Епископа и общины, которая его поминает, могут быть разные веры в Бога, в Церковь, в спасение и т. д.[1] Такая екклисиология свидетельствует о полном непонимании того, что Православная Церковь — это единое живое Тело Христа. Обращение к Святым Отцам Православия должно возвратить нам истинное понимание природы Церкви Христовой.

Сущность священной иерархии

Епископское служение — это высшее иерархическое служение в Церкви Христовой. Церковь как богочеловеческий организм, как «Тело Слова», имеет свою структуру. Как мы знаем из Св. Писания, иерархия в Церкви как Теле Христовом является не человеческим, но Божиим установлением. Св. апостол Павел пишет: «И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова, дабы мы не были более младенцами, колеблющимися... всяким ветром учения» (Еф. 4:11–14). Отсюда становится понятным, зачем Церкви иерархия. Она нужна для освящения верных, возведения низших к высшим и для приобщения к полноте Тела Христова, то есть Церкви, внешних (язычников и еретиков). Целью иерархического служения, таким образом, является единство всей Церкви, иерархии и верных, в вере и познании Сына Божия. Единство веры является главным и основополагающим принципом церковного бытия, поскольку вера во Христа, открытая Самим Богом — это основание Церкви.

Перефразируя св. Григория Синаита, можно сказать, что вера — это «Бог, действующий все во всех», дар Св. Духа[2]. Поэтому когда люди приходят в Церковь, они должны оставить за порогом Ея все свои прежние верования (не важно — истинные или ложные) и мнения своего ума и принять «богонаученную» веру Церкви, «единожды преданную святым» Самим Богом. Иными словами, в Церкви Христовой не может быть никакого разнообразия мнений и вер, поскольку тайна единства Церкви, как учат св. Отцы, это тайна единства Св. Троицы, в Которой не может быть никаких «особых мнений» и разногласий между Лицами. Вот слова св. Киприана Карфагенского: «Господь говорит: “Аз и Отец едино есма” (Ин. 10:30) и “и Сии Три едино суть” (1 Ин. 5:7). Кто же подумает, что это единство, основывающееся на непременности божественной и соединенное с небесными Таинствами, сможет быть нарушено в Церкви и раздроблено разногласием противоборствующих желаний? Нет, нехранящий такового единства не соблюдает Закона Божия, не хранит веры в Отца и Сына, не держится жизни и спасения»[3]. То есть для св. Киприана единство Церкви — это единство Св. Троицы, которое не может нарушаться в Церкви. «Пусть расторгнутся еретики, но Троица не расторгнется», — скажет позже св. Василий Великий[4]. У Церкви одна вера именно потому, что у Нея один Бог: «Одно Тело и один Дух..., один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми и через всех и во всех нас» (Еф. 4:4–6)[5].

Однако здесь, на земле, из-за несовершенства христиан возможны погрешности в вере и жизни у членов Церкви. Для этого-то и существует иерархия, чтобы эти погрешности исправлять, и в этом — одна из главных ея функций. В будущем же веке, «когда настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратиться» (1 Кор. 13:10), то есть иерархии в том виде, как она сейчас существует в Церкви, «иерархии по чину Аарона», уже не будет в Царстве Небесном, но будет иерархия «по чину Мелхиседека», иерархия славы.

В Церкви высшим иерархом является епископ. В переводе с греческого dðßóêïðïò буквально означает «надзиратель, надсмотрщик» над стадом. Он призван, главным образом, тщательно наблюдать за православностью веры своих пасомых. Епископ является хранителем чистоты веры по преимуществу. Епископа избирает Бог через избрание Своей Церковью и дает ему дар Св. Духа: Бог Отец «изливает от силы Своей, от первоначального Духа преданного...Своему Возлюбленному Сыну Иисусу Христу, Которого Он даровал св. Апостолам, основавшим Церковь... пасти... святое стадо и безупречно соблюдать... первенство священства (primatum sacerdotii),... приносить дары Св. Церкви и благодатью Духа, сподобившего первенства во священстве, иметь власть отпускать грехи ..и жаловать жребии...»[6] Таким образом, именно епископ является иерархом Божиим по преимуществу, и именно через него Бог Отец раздает Свои дары Св. Духа — священства и служения — «отеческому жребию» (êëyñïò), то есть низшим степеням клира: пресвитерам и диаконам. Этот «общий и сходный для клира дух» клирики имеют право лишь получать, давать же его они не имеют права[7]. Итак, все таинства в Церкви совершает только епископ или сам лично или через пресвитеров[8].

Св. Игнатий Богоносец ставит епископов в таком же отношении ко Христу, в каком Христос стоит к Богу Отцу: «Иисус Христос есть мысль Отца, как и епископы, поставленные на концах земли, находятся в мысли Иисуса Христа»[9]. С другой стороны, верные «соединены с епископом так же, как Церковь с Иисусом Христом и как Иисус Христос с Отцом, дабы все было согласно через единение»[10]. При этом в Церкви может быть только одно епископство, общее на всех, ибо один Бог Отец, но носителей епископства — иерархов — много. Св. Киприан учит: «Церковь по всему мiру одна, разделенная Христом на многие члены, и епископство одно, разветвленное в единодушном лике многих епископов»[11]. Это епископство, так же как и отечество на небесах и на земле (Еф. 3:15), исходит не от людей, «не от хотения плоти, не от хотения мужа» (Ин. 1:13), но нисходит «от Отца Иисуса Христа, епископа всех»[12]. Таким образом, по св. Игнатию, епископ — это образ Иисуса Христа[13], который соединен со своей паствой так же как Христос с Отцом и как Христос с Церковью, то есть «в плоть едину» (Еф. 5:29–32). Вот тайна единства епископа со своей Церковью!

Итак, как Христос един с Отцом по природе и энергии (благодати), так и епископ един с Церковью по вере и по делам. Не может в Церкви быть разной веры у епископа и верных, как не может быть разных природ у Христа с Отцом!. Вера епископа для св. Игнатия — критерий Православия, все должны быть согласны в вере с епископом: «Посему вам надлежит согласовываться с мыслью епископа». О том же ап. Павел умоляет коринфян: «чтобы все вы говорили одно и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и мыслях» (1 Кор. 1:10).

Однако иногда и епископы отпадали в ересь. Как же поступали верные в таком случае? Церковь, вместе с иерархом хранящая веру, знает, что «еретики не насаждение Отца»[14], но «злое произрастение, приносящее смертоносный плод: кто вкусит от него, тот немедленно умирает»[15]. Если члены Церкви должны были прекращать всякое общение с еретиком, чтобы не умереть вместе с ним, то тем более это следует делать, если еретик — епископ. Правило ап. Павла «Еретика после первого и второго вразумления отвращайся» (Тит. 3:10), должно быть применяемо равно ко всем[16]. Православные не должны осквернять себя общением с еретиками, но должны избегать этого общения «как змеиного яда, не телу наносящего вред, но очерняющего глубины души»[17].

Ответственность епископа и народа за хранение православной веры — обоюдная: епископ должен быть ответственен за православие своей паствы, а паства — за православие своего епископа[18]. Епископ, став еретиком, автоматически перестает быть епископом, то есть хранителем истинной веры. Он отпадает от общецерковного епископства православного и отпадает от единства Церкви[19]. Более того, если верные продолжают считать его епископом, то есть посещать его «богослужения», принимать от него таинства, благословения и т. д., они вместе с ним отпадают от Церкви[20]. Епископ, будучи еретиком, гораздо более опасен, чем обычный мiрянин, так как он оскверняет сразу всю свою Церковь[21], поскольку именно чрез епископа Церковь соединена во Христе с Богом Отцом, от Которого епископ получает благодать таинств и освящает ею свою Церковь. Не могут верные спасаться отдельно от своего епископа, как тело не может жить отдельно от своей головы — это аксиома православной екклисиологии. «Светильник телу есть око (Мф. 6:22)..., а светильник Церкви есть епископ. Поэтому как оку необходимо быть чистым, чтоб тело двигалось правильно, а когда оно не чисто, и тело движется неправильно; так вместе с предстоятелем Церкви, каков он будет, и Церковь или подвергается опасности, или спасается», — говорит св. Григорий Богослов[22].

Значение литургического поминовения епископа

Как мы уже видели, единство Церкви укоренено в единстве Св. Троицы. Церковь едина в вере и любви, и отрицающие это единство отрицают воплощение Господа, поскольку, по св. Игнатию, вера — это плоть Господа, а любовь — кровь Его[23]. С другой стороны, вера, по св. Игнатию, — это непрестанная молитва, которая немыслима без любви. Взаимная молитва христиан в Церкви Отцу являет собой любовь Христа к Отцу. Иными словами, молитва — это внутритроичный акт, вечное общение Сына с Отцом и Духом. В молитве христианина не должно быть ни капли лжи, ибо она возносится к Богу — Отцу Истины, а Сын Божий лгать не может. Малейшая примесь лжи оскверняет молитву и превращает ее в богохульство: «Если кто, как говорит Писание, будучи жестокосерд и ищай лжи (Пс. 4:3) осмеливается произнести слова молитвы, то пусть таковой знает, что призывает он отца не небесного, а преисподняго, который сам есть лжец и делается отцом лжи, возникающей в каждом»[24]. Поэтому св. отцы всегда называли молитву еретиков богохульством и изуверством.

Сама Евхаристия являет в Церкви единство Божие. Как известно, древнейшие анафоры (Дидахи, 1 Клим., Мученичество Поликарпа) содержат молитву о том, чтобы Бог здесь, на земле, явил плоды Евхаристии — единство Церкви Своей, «от конец земли собранной», как Тела Христова, «гражданства святых», «торжествующего собора и Церкви первенцев, написанных на небесах» (Евр. 12:23). Это вселенское и вечное единство Церкви должно явиться в конкретной общине верных, во главе с епископом получающей дар Св. Духа и делающейся причастной Единому Телу Христову. Иначе говоря, как в крещении Св. Дух присоединяет конкретного человека к Телу Христову, так и в Евхаристии Св. Дух являет (актуализирует) конкретную общину верных Церковью Бога и Христа Его. Условием совершения первого и второго таинства является единство общины в православной вере с Церковью Апостолов, пророков, мучеников и св. отцов.

Единство Церкви с епископом также выражается гласным поминовением вслух всего народа его имени за Литургией — чтением диптихов. В древности вся местная Церковь совершала одну литургию в городском кафедральном соборе епископа и все причащались одной Евхаристии. Единство одной Евхаристии долгое время поддерживалось практикой fermentum — посылкой частиц Тела и Крови Христовой от кафедральной литургии местным общинам в знак их общения в одной Евхаристии с епископом. Таким образом, все верные участвовали в кафедральной литургии. При этом диаконы возглашали имена тех, кто сделал приношение к литургии или за кого сделано приношение, поминались также по спискам (диптихам) все живые члены местной Церкви, затем (с IV в.) усопшие[25], а также списки мучеников и исповедников[26]. В диптихах также возглашались имена епископов местной епархии, признанных православными и законными преемниками апостолов. Такие диптихи были важнейшим екклисиологическим документом и включение в него тех или иных имен подлежало строгому каноническому контролю.

Усложнение структуры церковной организации после Миланского Эдикта 313 г. выразилось в появлении четкой административной иерархии — митрополитов, архиепископов, а после IV Вселенского Собора — патриархов. Ереси и расколы IV века привели к необходимости жесткой централизации и внесения в диптихи высшей церковной иерархии, что свидетельствовало об общении и единстве Церкви[27]. С другой стороны, в эпоху арианских смут возглашение имен епископов означало, что данная община признает их православными и имеет с ними общение. Кроме того, общение между единомудренными в вере Церквами также выражалось во внесении имен глав Церквей в диптихи. С течением времени диптихи приобретают свойства символов веры или конфессиональной принадлежности, то есть становятся своего рода синодиками Православия: в них вносятся имена святых отцов и учителей Православной Церкви, Св. Соборов.

Итак, поминовением имени в диптихах Церковь свидетельствует, что данное лицо — член Тела Христова, православно и находится в общении с данной Церковью. Этим публичным поминовением «едиными усты и единым сердцем» в литургическом церковном собрании община выражает свое полное тождество в вере с поминаемым лицом и чает получить у Бога ту же участь, что и оно.

Если поминаемый в молитве Церкви епископ — неправославный, а верные не считают его таковым, то такая молитва оскорбляет Бога, Который не может быть причастным никакой лжи. У Бога епископ — еретик, а у местной общины — православен. В этом случае нарушается божественное единство: община перестает быть единой и согласной с Богом, а следовательно, перестает быть Церковью — Телом Сына, и остается просто «телом» епископа, которого она поминает, то есть просто собранием людей в одном помещении. По св. Киприану, признающий еретиков членами Тела Христова и даже просто христианами, сам приобщается к ним и должен «сделаться вполне их соучастником — сходиться вместе с ними, с молитвами их соединять свои и ставить алтарь и жертву общие, так как у них с еретиками один Бог, один Господь, одна Церковь, одна вера, один Дух и одно тело». И совсем ничего не значит тогда, что община, наряду с еретиком продолжает поминать за Литургией великих православных отцов и учителей Церкви. Действительно, поскольку единство общины с вселенской Церковью всех времен и народов «производится Божественным единством; так как Господь, обитающий в нас, один и тот же, то Он везде и соединяет Своих союзом любви»[28]. А раз это единство с Богом нарушено, то нарушено и единство со Вселенской Церковью.

Разные веры — значит, разные боги и разные церкви. Поэтому, если у епископа и его церкви разные веры, то формально возможны две ситуации: 1) Епископ православен, а его церковь — в ереси и расколе; 2) Епископ в ереси и расколе, а его церковь — православна. В любом случае такая община не есть Церковь. Понятно, что это «мертвая схема», в реальной жизни все сложнее. Однако, принцип остается принципом: единство Церкви создается единством веры, ибо «один Господь, одна вера, одна Церковь».

История показывает, насколько важен для христиан вопрос о том, кого поминать в диптихах за литургией. В V—VI веках, в период христологических споров, когда одни и те же кафедры в Византии были попеременно занимаемы то православными, то монофизитами, каждый иерарх начинал свое служение тем, что либо торжественно исключал с анафемами, либо вписывал в диптихи имена своих предшественников по кафедре. Например, имя монофизита Диоскора, бывшего патриарха Александрийского, православный патриарх св. Протерий вычеркнул из диптиха мертвых, а захвативший вскоре кафедру монофизит Тимофей Элур вновь вписал его. Важно, что народ категорически отказывался общаться в вере и Евхаристии с еретиками — живыми и усопшими — через поминовение их имен за литургией. Ведь что такое поминовение Епископа как не знак, что Евхаристию совершает именно он или лично или через священника. Поэтому тот, кто причащается за литургией, где поминается епископ-еретик, причащается у самого епископа-еретика, даже если совершающий священнодействие священник «формально» православный. Такое «причастие» не остается без последствий. По учению св. отцов, «приобщаются вине и наказанию все те, кои, по нечестивому безрассудству, будут в общении с раскольниками... с виновниками соединятся и в наказании все те, кои осквернятся их грехом»[29]. Этот неутешительный для многих «православных христиан» официальных православных церквей вывод прямо следует из святоотеческого учения о природе Церкви.

Екклисиология арианских споров

Во времена распространения во вселенной ересей, когда многие Епископы стали или сознательно, или по простоте сердца, по «неведению» или страха ради царска исповедовать ересь, православные епископы и народ прерывали всякое церковное общение с таковыми, дабы не осквернить свою веру и свою Церковь. Например, во времена воинствующего арианства, когда большая часть епископата на Востоке отпала в ересь и храмами владели еретики, границы Церкви определить было чрезвычайно сложно. Св. Василий Великий характеризует тогдашнее состояние Церкви словом íýêôïìá÷ßá — «ночное сражение, когда не отличить своих от чужих»[30]. По его словам, еретики, «злонамеренно искажающие учение, подделываются под истину... обольщается слух людей простодушных; он привык уже к еретическому злочестию. Чада Церкви воскормляются нечестивыми учениями. Что им делать? Во власти еретиков крещение, сопровождение отходящих, посещение больных, утешение скорбных, вспомоществование угнетенным, всякого рода пособия, причащение Тайн. Все это, будучи ими совершаемо, делается для народа узлом единомыслия с еретиками»[31]. Особенно опасны были епископы-хамелеоны, которые, задумав приобрести епископство, «присоединились к врагам Христовым, а когда увидели народ раздраженным, опять налагали на себя личину православия». Таких св. Василий называет «христопродавцами, а не христианами» и не-епископами: «Не признаю Епископом и не причисляю к иереям Христовым того, кто оскверненными руками к разорению веры возведен в начальники. Таково мое решение!»[32]

Вдобавок к этому, среди православных Епископов возникали взаимные разногласия и раздоры, причем православный народ делился на многие части, увлекаясь за предстоятелями, и Православная Церковь «изнемогала, делясь на части по приверженности к тому или другому лицу»[33]. Критерием Православия в то время было то, кто с кем общается. Епископы-еретики, как и православные, могли на словах исповедовать православную веру, а на деле общаться с явными еретиками. Конечно, исповедующие Православие на словах, а общающиеся с еретиками в делах (молитве, евхаристии и т. д.) считались не истинно-православными, но лже-православными. Чрез общение с православными епископами «здравые в вере» отличались от «хромлющих». При этом временное воздержание некоторых православных от общения даже с православными епископами не было расколом как таковым, но временным разделением: единство в православной вере позволяло членам Церкви молить Бога о даровании во всем «благодати единомыслия» (св. Григорий Богослов).

Епископы вступали в общение между собой или через личное устное открытое исповедание своей веры, или, «по церковному уставу», через письменное исповедание веры («общительные письма»[34]), обязательно с анафематствованием ереси[35] (соборы епископов — через символы веры). Видимым знаком такого общения епископа и Церкви было или открытое сослужение, или возглашение за богослужением в диптихах имен епископов, с которыми данная Церковь имеет общение как с православными.

Понятно, что при таком состоянии Церкви многие православные не имели между собой общения по разным причинам. Св. Василий предпринимал огромные труды, чтобы объединить между собою разъединенных православных. К концу жизни ему не только удалось установить общение с Александрией, но и подготовить все для общения с православным Римом. Общение с истинной Церковью св. Василий считал самым важным. Даже если вера присоединяющегося была в чем-то несовершенна, он допускал икономию, зная, что Господь «все поспешествующий во благое любящим Его» (Рим. 8:22) восполнит недостающее после присоединения к Церкви[36]. Главное для христианина — анафематствовать ересь и прервать всякое общение с еретиками[37], «чтобы Церковь Божия была чиста и не имела в себе примешенных плевел»[38]. Иными словами, общение с Истинной Церковью и необщение с врагами веры для св. Василия важнее теоретической чистоты Православия![39]

Итак, самым важным в то время было то, кто с кем общается. Народ мог не понимать догматических тонкостей, но слышать в церкви вслух произносимые диптихи с именами епископов, с которыми есть общение, мог каждый. На Востоке признаком общения с Православной Церковью было общение со св. Василием, с которым общались епископы Запада, Египта, Малой Азии. Св. Василий даже говорил: «кто убегает общения со мною, тот отторгает себя от всей Церкви»[40]. Достойно замечания, что св. Василий совсем удалялся от общения с православным народом и клиром, принявшим в качестве епископов тех, кто общался с не-общающимися со св. Василием (евстафиане в Севастии). То есть в вопросе общения с какой-либо местной Церковью нужно смотреть не на народ «православный», а на иерархию этой Церкви («смешно начать с ногтей, а не обратиться к самим главам их»[41]).

Св. Василий тщательно стремился ничем не нарушить установившееся хрупкое единство своей паствы в Православии, столь чувствительной в вопросах веры. От вступающих с ним в общение чрез посредство уже принятых им Епископов, св. Василий требовал сначала обязательного проклятия отвергаемых ими ересей, согласно общему правилу[42].

Из всего вышеизложенного видно, насколько осторожны были православные в принятии разных еретиков в общение даже через 2–3 иерархов-посредников, насколько стремились не оскверниться даже малейшим общением с ересью, сохраняя непорочность Церкви Христовой!

Заключение

К сожалению, века так называемого «западного пленения» Православной Церкви не прошли бесследно для церковного сознания. Православное понимание единства церковного тела со своим епископом как единства мужа и жены «в плоть едину» во многом было утрачено. Этому разрушению сильно способствовала появившаяся еще в эпоху арианства практика перехода епископов с кафедры на кафедру[43]. Наконец, в начале XX века началось и теперь уже, можно сказать, завершилось разделение: от Православной Церкви отделилось так называемое «мiровое» или «экуменическое православие» — потерявшая связь с Церковью Св. Отцов, Св. Соборов и Св. Предания, пропитанная тлетворными ересями экуменизма, модернизма и сергианства псевдо-церковная структура. Основу ее, по сути, составляет отступившая от Христа иерархия, влекущая за собой людей, считающих себя православными, но не знающих, что такое Православие. Для этих людей, заменивших святоотеческое учение о Церкви римским папизмом или протестантизмом, значение епископа, в первую очередь, сводится либо к функции церковного клерка или администратора, либо к роли недоступного никакому суду человеческому авторитета, в котором, и только в нем (!), содержится Церковь. По святоотеческому же учению, выраженному св. Максимом Исповедником, Церковь содержится «в правом и спасительном исповедании веры», а следовательно, в любом человеке — носителе этой веры. Однако без епископа нет Церкви и поэтому пока существует Церковь на земле, будут существовать и православные епископы. Что же делать, если Церковь по каким-то причинам (смерти или отпадения от Церкви) осталась без своего епископа, а православных епископов поблизости нет или общение с ними не установлено? В этом случае Церковь может временно поминать «всякое епископство православное» до присоединения к конкретному православному епископу. Так, например, в XIII веке при смене Константинопольского патриарха до избрания нового монахи и клир патриаршей области поминали «всякое епископство православное», а в Греческой Италии с X века по XVI Церковь также поминала только епископство в целом[44].

Истинно-Православная Церковь, отделившаяся от отступников, твердо сохраняет православное учение о епископе и Церкви как часть Св. Предания. Мы хотим быть верными чадами Святых Отцов наших, учителей Православия, и жить именно в той Церкви, в Которой живут св. Апостолы, св. Пророки и Мученики и все Святые, и нам не по пути с отступническим «православием» мiра сего, дерзко попирающим церковное учение и смеющимся над святыми. Нам не по пути с так называемыми «патриархами», с их иерархией и поддерживающими их «духовными старцами», с заблуждающимися пастырями и народом, ибо мы научены от святых, что есть два пути — путь жизни и путь смерти, путь света и путь тьмы, путь св. Отцов и путь отступников и еретиков, «гонителей добрых, ненавистников истины, любителей лжи». Пусть же св. отцы будут нам путеводителями на царском пути Истинного Православия!