И. И. Волошин

Канонизация Московской патриархией

архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого)

как знамение времени.

Проехал я довольно пространства, видел людей набож­ных посреди мiра и в монастырях. Эти люди ныне крайне редки и то с весьма малым знанием, а иные со смешанными понятиями, а оттого, что в мед подливают деготь, т. е. читают святых Отцов Православной Церкви, да не оставляют и поддельных святых темного Запада. И сбывается русская пословица: бочка меду, да ложка дегтю. Все и выкидывай вон! Оскудело истинное духовное знание и духовные наставники. Нечто иные понимают не хуже нашего брата, — да учение их какое-то непросветительное, все кругом ходят, а в двери не попадают, — словно в жмурки играют.

Святитель Игнатий Брянчанинов

 

Господь называл Своих учеников друзьями (Иоан. 15, 14-15). Удостоились они этого за то, что восприняли и всячески старались хранить Его Божественные слова, как Он Сам и обещал: «Аще вы пребудете в словеси Моем, воистину ученицы Мои будете, и уразумеете Истину, и Истина свободит вы» (Иоан. 8, 31). Явно, что вне свободы в Истине, в словесах Божиих — рабство лжи. Через принятие Божественного Учения Апостолы и все истинно верующие во Христа во все времена становятся едины с Божественным Словом. О полноте этого единства так свидетельствовал Апостол Павел: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20), и «мы ум Христов имамы» (1 Кор. 2, 16).

Таким образом, по пословице «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», по святым Христовым мы познаем Самого их Божественного Друга. Их учение — не их собственно, но учение Христово.

В первую очередь это относится к лику святителей, непосредственных продолжателей дела Апостолов — дела распространения и хранения Вероучения Христова. «Где Епископ — там Церковь», — учит Епископ Христов Игнатий Богоносец.

Ясно: если епископ распространяет учение, чуждое церковному Преданию, то в Истинной Церкви он неизбежно будет отторгнут. Если же церковное сообщество признает такового своим «другом», то там может быть только лже-церковь. Соборным решением церковного сообщества почитать епископа святым выражается уверенность в тождестве учения этого епископа с учением Христовым. После канонизации труды святителя рассматриваются церковью как святоотеческие[1]. То есть работы недавно канонизированного Украинской церковью Московского патриархата лауреата Сталинской премии архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) церковным сознанием МП ставятся в один ряд с писаниями Василия Великого, Григория Паламы и других учителей Церкви... Посмотрим же, чему соответствует учение архиепископа Луки Войно-Ясенецкого (1877—1961 гг.), духовного наставника и учителя МП.

Обратимся к главному его церковному труду, многократно и исключительно с хвалебными комментариями издававшемуся в последние годы: «Дух, душа, тело». Предмет этой работы — антропология, включающая вопросы творения мiра и его природы. Этот достаточно обширный труд, созданный архиепископом в зрелом возрасте, в 1945—47 годы, может быть воспринят как квинтэссенция мiровоззрения автора. Каковы же основные черты его?

1. Авторитеты

Естественно для всякого церковного человека опираться в своих взглядах на учение Церкви, на учение Святых Отцов. Наше познание нуждается в Откровении не только в отношении вопросов собственно Божественных, но и истинное ведение о творении возможно только как откровение Духа Святаго. Что же сказать о том знании, которое именуется «научным»? Вот что говорит об этом святитель Игнатий Брянчанинов: «Науки — плод нашего падения, — приобретение и хранение впечатлений и познаний, накопленных человеками во время жизни падшего разума. Ученость — светильник ветхого человека, светильник, которым “мрак тьмы во веки блюдется”. Искупитель возвратил человекам тот Светильник, который им дарован был при создании Создателем, которого лишились они при грехопадении своем. Этот Светильник — Дух Святый, Он Дух Истины, наставляет всякой истине, испытывает глубины Божии, открывает и изъясняет тайны, дарует и вещественные познания, когда они нужны для духовной пользы человека. Ученому, желающему научиться духовной мудрости, завещавает апостол: “Аще кто мнится мудр быти в вас в веце сем, буй да бывает яко да премудр будет” (1 Кор. 3, 18). Точно! Ученость не есть собственно мудрость, а только мнение мудрости. Познание Истины, которая открыта человекам Господом, к которой доступ — только верой, которая неприступна для падшаго разума человеческаго, — заменяется в учености гаданиями, предположениями. Мудрость этого мiра, в которой почетное место занимают многие язычники и безбожники, прямо противоположно, по самым началам своим, мудрости духовной, Божественной. Нельзя быть последователем той и другой вместе; одной непременно должно отречься. Падший человек — “ложь”, т. е. образ мыслей, собрание понятий и познаний ложных, имеющие только наружность разума, а в сущности своей — шатание, бред, беснование ума, пораженного смертною язвою греха и падения. Этот недуг ума особенно в полноте открывается в науках философских...»[2] Работа архиепископа Луки, как мы увидим, и есть шатание, бред, беснование ума, пораженнаго смертною язвою греха и падения....

* * *

В отношении природы человека многое сказано многими святыми отцами. В древности святитель Григорий Нисский трактатом «Об устроении человека» завершил труды своего брата, святителя Василия Великого. Все святые отцы, писавшие об аскетике, раскрывали опытно ими познанные свойства наших «духа, души и тела». В близкое к нам время святитель Игнатий Брянчанинов изложил православное учение об этом вопросе в своем «Слове о человеке». Эта его последняя, незаконченная работа была опубликована лишь в наше время, и не могла быть доступа архиепископу Луке, но во многих других произведениях — «Слово о смерти», «Слово о различных состояниях естества человеческого по отношению к добру и злу» и т. д. — святитель со свойственной ему православной определенностью излагает церковное учение об этом предмете. Так что архиепископу Луке было на что опереться в своих писаниях. Но он этого не делает. Для того, чтобы понять, кто является для него авторитетами, кому он доверяет, достаточно привести библиографию его работы:

Библия; Добротолюбие т. 1; Жития Святых; Ш. Рише. Трактат метапсихики; Н. Котик. Эманация психофизической энергии; К. Дю-Прель. Философия мистики; Маудели. Физиология и патология духа; И. П. Павлов. Физиология человека; Фехнер. Нанна; Сведберг. Вырождение энергии; Пуанкаре. Наука и гипотезы; Мах. История механики; И. Кант. Грезы духовидца. Розенкранц; Плотин. Энеады; Бергсон. Творческая эволюция.

Все эти работы используются архиепископом Лукой не в критическом, а исключительно в положительном смысле. Этого перечня достаточно, чтобы понять: перед нами работа, выражающая даже не столько естественно-научное, сколько лже-мистическое, оккультное мiровоззрение.

Как известно, все ереси «вычитаны» из Священного Писания, когда оно читается не при свете духовного разума Святых Отцов, а при ложном мерцании собственного плотского мудрования. Работа архиепископа Луки пестрит цитатами из Библии. А затем пишется, что об этих же истинах «свидетельствует и философия Фихте и Лотце, великое глубокомыслие Лейбница...»

Как мы увидим дальше, автор не останавливается и перед прямой хулой на Духа Святаго, Которого он поставляет в один ряд с духами бесовскими...

2. «Духовность» пост-христианской эпохи

Вообще говоря, анализировать работу архиепископа Луки, предполагая ее хоть в какой-то мере православной, даже как-то неловко. Православие есть живая цепь церковного Предания, работа же архиепископа Луки представляет собой его собственные измышления, ничего общего с этим преданием в сущности своей не имеющие. Его мiровоззрение складывалось в предреволюционную эпоху, под влиянием демократических народнических идей, и усвоенные им в юности, по сути своей, материалистические взгляды так и остались неизменными, не-раскаянными[3]. Его работа, увы, прекрасно подтверждает вышеприведенные слова святителя Игнатия: «Нельзя быть последователем той и другой (мудрости) вместе; одной непременно должно отречься». И архиепископ Лука решительно отвергается мудрости Отцов, но при этом, в отличие от «классических» материалистов, искренне считает себя православным...

Однако и в отношении научных взглядов его работа не выдерживает никакой критики. Его спекуляции базируются на том, что он пытается представить энергию как нечто нематериальное: «Но нельзя, конечно, говорить, что вследствие своего корпускулярного строения оно [электричество] перестало быть энергией и стало чем-то материальным», — пишет он в первой главе «Какие выводы мы можем сделать из современного состояния естествознания». Физическая энергия во всех своих видах — вполне материальна, приписав ей свойство нематериальности, остается сделать только один шаг — и получить пантеистический взгляд на мiр. И Войно-Ясенецкий его делает: «...Если и электричество не может быть названо материей, а несомненно должно считаться энергией, в которую могут переходить и ею (электрическим полем) порождаться частицы материи, имеющие определенную массу и физические свойства [?], то не имеем ли мы право предположить, что со временем будут открыты такие формы бытия материи (вернее, энергии), которые по своим свойствам еще с гораздо большим основанием, чем электричество, должны быть названы полуматериальными? А само понятие “полуматериального” содержит в себе признание существования и “нематериального”? Где же основание к тому, чтобы отрицать законность нашей веры и уверенности в существовании чисто духовной энергии, которую мы считаем первичной и первородительницей всех физических форм энергии, а через них и самой материи? ...Энергией любви, излившейся по всеблагой воле Божией, Словом Божиим, дано начало всем другим формам энергии, которые, в свою очередь, породили сперва частицы материи, а потом через них и весь материальный мiр».

У Святых Отцов мы часто встречаем термин «Божественная энергия». Он означает действия Божии, Его свойства, познаваемые нами в Его творении. Милость Божия, Его великолепие, справедливость, премудрость и так далее — вот что подразумевается здесь под «энергиями». В утвердившейся же научной терминологии энергия — одна из форм существования материи. Незнание Святоотеческих Писаний, непонимание святоотеческих терминов приводит архиепископа Луку к столь распространенному сейчас оккультному мiровоззрению, когда Божество, Творец, приравнивается к творению: Он рассматривается всего лишь как другая форма энергии. То есть мiр по своей природе есть Божество, что и составляет суть пантеизма.

Далее Войно-Ясенецкий пишет, что «в другом направлении [?] излившаяся любовь Божия создала и весь духовный мiр, мiр разумных ангельских существ, разум человеческий и весь мiр духовных психических явлений». Такое воззрение, как увидим ниже, приводит к полному смешению как благодатных, так и чисто бесовских «духовных» явлений.

В главе 3-ей автор опять излагает свой взгляд на творение: «Всесозидающим и всепоглощающим [!?], бесконечным потоком духовной энергии Божественной любви создана вселенная... Вечной материи нет, как вообще нет материи [!]... Что же мешает нам сделать последний шаг и признать существование вполне нематериальной, духовной энергии и считать ее первичной формой, родоначальницей и источником всех форм физической энергии?» Православному здесь «мешает» учение Церкви о творении мiра Господом из ничего. Для архиепископа Луки ничто не мешает верить, вместе с язычниками, что мiр сотворен из божества... Но несмотря на то, что «вечной материи нет», через пару страниц мы читаем: «Извечно [!] несутся в мiровом пространстве бесчисленные звезды и планеты... В вихрях многовековых движений разрушаются и вновь возникают бесчисленные звездные мiры и совершается великий процесс эволюции, высшее движение во всей вселенной... Покоя нет и в смерти».

Вообще характернейшей чертой работы Войно-Ясенецкого является смешение и неразборчивость в основных религиозных категориях. У него размыты грани между тварным и Нетварным; нет учения о качественно разных формах бытия мiра до и после грехопадения; отсутствует обычное святоотеческое разделение на нижеестественное, естественное (после грехопадения) и сверхъестественное состояние человека, или, что то же: плотское, душевное и духовное; нет никакого различения между явлениями Духа Святаго в Православной Церкви и внецерковной «духовностью»; последнее есть основание нынешнего суперэкуменизма. Наконец, у него полностью отсутствует упоминание об основной деятельности человека после грехопадения — о покаянии. Эта неразборчивость прямо ведет к основной задаче апостасии: апологии человекобожия, к утверждению единой по сути природы падшего человека и Божества. Именно в этом состоит пафос «духовности» современного мiра, усвоенной «официальным православием», к которому принадлежит Московская патриархия. Сознательно став частью мiра, который «любит свое», она осознает и признает «своим святым» архиепископа Луку...

3. Апология оккультизма

а. «Дух в природе»

Значительную часть работы «Дух, душа, тело» составляют эпизоды из Священной истории и житий святых вперемешку с паранормальными явлениями. Последние с православной точки являются демоническими. Так, в 3-ей главе «Мозг и дух» сначала описывается взаимное приветствие святых Сергия Радонежского и Стефана Пермского, находившихся на расстоянии нескольких верст друг от друга, и случаи ясновидения и телепатии из книги Рише. Архиепископ Лука всерьез считает наукой метапсихологию (сейчас называемую «парапсихологией») и вполне удовлетворен объяснением всех (и благодатных, и бесовских) явлений доктором Котиком: «Мысль есть энергия, излучающаяся наружу... Эта энергия, родившаяся в мозгу, распространяется до конечностей тела... возможно, что все вещи испускают какую-то вибрирующую энергию...» Обращаясь вновь к книге Рише, Войно-Ясенецкий пишет: «Почему же не признать вместе с Рише, что в основе явлений телепатии и ясновидения лежат совершенно неведомые нам при современном состоянии науки, совершенно необъяснимые, даже странные, как он говорит, силы? А страх, несомненно, овладевает каждым, кто прочтет его большую книгу».

Эти явления прекрасно знали святые Православной Церкви, они понимали их природу, как воздействие на людей падших духов, окружающих нас. Не случайно описание этих явлений, по свидетельству самого автора, внушает страх — вернейшее свидетельство присутствия демонов. Но о демонах в связи с рассматриваемыми явлениями в книге вовсе не упоминается: всему причиной «духовная энергия», столь любезная нынешним бесчисленным экстрасенсам (у архиепископа Луки именуемым «сенситивами»). Описания различных случаев такого рода занимают у автора целые страницы... Истолкования же их приводят к богохульству: «Чем, если не могучей духовной энергией, назвать эту всепобеждающую силу, порождавшую в средние века целые психические эпидемии, безрассудно и неудержимо увлекавшую сотни тысяч людей в крестовые походы!... Тихим сладостным потоком изливается любовь матери на прильнувшего к ее груди ребенка, страстное чувство супруга — на горячо любимую жену... Что же это, как не духовная энергия любви? “Излию от Духа Моего на всякую плоть” (Иоиль. 2, 28)». Пророчество о излиянии Духа Святаго истолковано как и естественные, и греховные («страстные чувства») проявления жизни человека. Далее вновь прямо пишется о «духовной энергии»: «Духовная энергия, истекающая от Духа Божия, энергия любви движет всей природой... Духовной энергией проникнута вся неорганическая природа, все мiроздание» и т. д. Вот в прямом виде учение о «тварной благодати», о той «биоэнергии», с которой «работают» колдуны-экстрасенсы... Желая доказать пантеистическое единство мiра, Войно-Ясенецкий пишет порой совсем странные вещи, как, например, о том, что «обнаружен в некоторых минералах фермент [!], который по своему действию (имеются в виду минералы же) аналогичен половым гормонам...»

Интересно, что несмотря на название «Дух, душа, тело» автор не дает в начале работы четкой формулировки, что он понимает под «душой» и «духом» человека. Это приводит к тому, что его спекуляции в этой области приводят к тождеству Духа Божия, духа человеческого и даже «духа материи» (которой, однако, как мы видели, «вообще не существует»): «Надо призадуматься над глубиной слов многострадального Иова: “От Духа Его великолепие неба”. Велико и глубоко важно соотношение между духом и формой. В материальных формах ярко отражается дух, присущий материи. И больше того, дух творит формы. Дух грубый и жесткий уже в процессе эмбриогенеза направляет развитие соматических элементов и создает отражающие его грубые и отталкивающие формы. Дух чистый и кроткий творит себе полное красоты и нежности жилище. Вспомните Мадонн Рафаэля, Джоконду Леонардо да Винчи [!]». В последней цитате мы встречаем еще одно «неразличение» Войно-Ясенецкого — эстетическое. Как нечто абсолютно духовно-прекрасное он воспринимает чувственных Мадонн Рафаэля, писаных с его любовниц, и уже вовсе демоническое искусство Леонардо...

Кончается 3-я глава забавным высказыванием о цветах и женщинах: «Надо иметь очень грубое сердце, чтобы не слышать этого голоса Божия, так ясно звучащего в красоте материальных форм природы. Естественно, что женщины особенно любят цветы, и это делает честь их сердцам».

Б. Дух растений и животных

В главе 4-ой «Дух растений и животных» из ветхозаветного запрета вкушать кровь животных автор делает более чем странный вывод: «Кровь жертвенных животных свята и освящает, потому что в ней душа животного, дыхание Духа Святого». Если в животных — Дух Святый, почему бы им не поклоняться? Это языческое мiровоззрение, естественно, сразу приводит к сочувствию язычникам: «Индусы и другие народы Азии совсем не так смотрят на растения, как европейцы. Они глубоко признают одухотворенность растений». Ну, когда-то и европейцы поклонялись чесноку. Нужны были подвиги христианских мучеников, чтобы с этой «духовностью» распроститься. Теперь православный епископ (?) об этом, похоже, жалеет. Вот и дальше читаем: «Вечером на цветущем лугу все множество цветов поворачивается к солнцу, точно воссылая ему вечернюю молитву, а после его заката тихо засыпает, чтобы утром, повернувшись на восток, опять встретить его утренней радостной молитвой». Теперь уже поклонение воздается солнцу...

И снова утверждается, что физиологические процессы — в данном случае прорастание семян после замораживания — определяются «духовной энергией»: «А такая энергия, конечно, может быть только духовной энергией, животворящей силой Святого Духа».

В 5-ой главе «Душа животных и человека» мы имеем множество высказываний о душе и духе, непонятно откуда взятых автором. При том, что, как упоминалось ранее, определений этих терминов у него нет. Вот, например, перечень «актов сознания»: «Они вызываются: 1. Восприятиями органов чувств; 2. Органическими ощущениями нашего тела; 3. Восприятиями от нашего трансцендентального существа; 4. Восприятиями из высшего духовного мiра; 5. Воздействиями нашего духа». При том, что совершенно неясно, чем п. 3 отличен от п. 5, самое страшное здесь — пункт 4-й. В отличие от церковного учения о том, что нас окружает духовный мiр «низший», мiр падших духов, стремящихся обольстить и обмануть нас всевозможными «восприятиями», духовный мiр Войно-Ясенецкий считает исключительно «высшим». Мы и видим, как уже упоминалось, слепое доверие этим «высшим» восприятиям медиумов-сенситивов и ясновидящих. И через несколько страниц мы читаем: «Определяя выше, чем вызывается акт сознания, мы говорили о восприятиях из высшего духовного мiра. При этом мы имеем в виду воздействия на дух человеческий Духа Божия и духа сатаны».

Напомним православное учение о теле, душе и духе. Святитель Игнатий в «Слове о человеке» пишет: «Тело есть одежда и, вместе, орудие души. “Душа окружается и одевается членами тела” — так сказал преподобный Макарий Великий. “Душа, — говорит святой Иоанн Дамаскин, — действует посредством органического тела, сообщает ему жизнь, возрастание, чувство и силу рождения”. “Она употребляет тело орудием”». Слово «дух» употребляется Святыми Отцами, как правило, по отношению ко всякому существу, имеющему более тонкую природу, чем наше тело: к душе человека, или к Ангелу, или к демону. Называя душу «духом», это слово употребляют и в отношении души животного. Иногда же, более подробно рассматривая свойства души человека, говорится о духе человека, подразумевая высшие проявления души, позволяющие человеку соединяться с Богом. Если низшие стороны нашей души (оживотворение тела) роднят нас с животными, то дух в последнем смысле — исключительно человеческая принадлежность. До грехопадения наш тварный дух оживлялся Духом Божиим, ему свободно подчинялась чувственная часть души, которая, в свою очередь, давала жизнь телу, которое было гораздо более утонченным, бессмертным и неподверженным власти стихий. Грехопадение извратило наш состав, бунт против Бога привел к смерти нашего духа, к взаимной войне всех составляющих нашего естества, сделало нас рабами князя тьмы...

А вот что пишет Войно-Ясенецкий: «И животное, как и человек, состоит из духа, души и тела». Далее он дает-таки определение души животных: «Это объединяемый самосознанием [!?] (умом у высших животных) комплекс органических и чувственных восприятий, мыслей и чувств, следов воспоминаний или только (у низших животных) комплекс органических ощущений». Это определение — чисто материалистическое, отрицающее отдельное существенное бытие души. Так мыслят все материалисты: мозг вырабатывает мысли, эмоции и т. д., и в этом смысле они тоже говорят о «душе» как об их совокупности. Непонятно также, почему высшая для человека способность самосознания приписана низшим животным... Но архиепископ Лука дополняет это воззрение своим собственным представлением о том, что «есть люди—скоты, люди—трава, есть и люди—ангелы. Первые мало чем отличаются от скотов, ибо духовность их очень низка, а последние приближаются к бесплотным духам, у которых нет ни тела, ни души [!]». И далее: «Бессмертен дух, который... может существовать без связи с телом и душой... Привыкших к мысли о бессмертии души пусть не смущают наши слова о бессмертии духа». Далее идет ряд цитат из Библии (на русском языке), где упоминается дух в смысле не высшей части, а всей души. Например: «И возвратился дух ее» (Лк. 8, 55). Из них делается странный вывод о том, что «смертны те элементы душевной деятельности [!], которые связаны с жизнью тела: чувства и мыслительные процессы, неразрывно связанные с деятельностью мозга». Но! — «Дух животных, конечно, должен быть бессмертным, ибо он тоже имеет начало в Духе Божьем, Духе бессмертном».

Эти измышления, не основанные ни на научных данных, ни на учении Церковном, приводят автора к вовсе неудобовразумительному выводу: «Глубочайшую сущность существа нашего познаем мы не умом, а духом. Самосознание (помним, им обладают и низшие животные) есть функция духа, а не ума. Дарованное нам от Бога действие благодати Божией познаем мы не духом мiра сего [!??], а духом нашим, дарованным нам от Бога». В церковной традиции духом мiра сего именуется, как известно, диавол. В данном случае мы вновь имеем дело с языческим воззрением. «Язычники полагали, что человеческая душа составляет частицу Божества. Мысль ложная и очень опасная, как заключающая в себе богохульство!» — предупреждает святитель Игнатий в своем «Слове о человеке». Он приводит высказывание преподобного Иоанна Дамаскина: «Бог сотворил природу, созерцаемую умом, то есть Ангелов и все небесные чины, которых естество, без сомнения, разумно и бесплотно, то есть бесплотно в сравнении с грубым веществом. Ибо одно только Божество в собственном смысле невещественно и бестелесно. Еще Бог сотворил и чувственную природу, то есть небо, землю и все, что между ними... Но надлежало явиться существу, смешанному из сих двух природ, которое показывало бы большую премудрость и щедрость Творца к той и другой...»

Как далека эта ясность и определительность, это здравое учение Церкви, от мутных и еретических высказываний архиепископа Луки!

Работа «Дух, душа, тело» убедительно доказывает, что без опоры на святоотеческое толкование, своим плотским мудрованием, из Священного Писания вычитываются всевозможные ереси и богохульства. Основываясь как будто на Священном Писании, автор приходит к выводу о том, что «действием Божиим возможна даже передача духа одного человека другому. “Почил дух Илии на Елисее” (4 Цар. 2, 15); “Возьму от Духа, который на тебе, и возложу на них” (Числ. 11, 17)».

Здесь, как видим, столь характерные для Библии образные выражения толкуются в прямом смысле, что вполне открывает дорогу метемпсихозу (учению о переселении душ). Непонятно, почему архиепископ Лука не приводит еще евангельской цитаты, излюбленной оккультистами, которые с ее помощью «доказывают» возможность переселения душ: «И если хотите принять, он [Иоанн Предтеча] есть Илия, которому должно придти» (Мф. 11, 14).

Окончательно разобравшись с «духовностью» человека, автор переходит к «духовности» животных. Признавая ее более низкой, чем у человека, он делает очередное удивительное открытие: «Степень духовности у животных тем ниже, чем на более низкой ступени зоологической лестницы совершенства стоят они. Исключение из этого правила — любовь у птиц. В параллель с этим можно до некоторой степени поставить тот факт, что высшие формы любви и религиозности часто обнаруживаются людьми простыми, необразованными».

В. «Дух не безусловно связан с душой и телом»

Наконец, мы доходим до 6-ой главы, открывающей самим своим названием нечто вовсе неизвестное в Православии: «Дух не безусловно связан с душой и телом»! В ней мы окончательно попадаем в область апологии оккультизма, который, как известно, и базируется на размывании и спекулировании терминами «дух», «духовность» и их производными. Вот, вначале «комплимент» психотерапии — «науке», которая в наши апостасийные времена «заменила» собой духовное ведение и практику духовного водительства древности. «Психотерапия ... — общепринятый, часто дающий прекрасные результаты метод лечения многих болезней», — утверждает архиепископ. И, несколько неожиданно, следующий абзац повествует о «чудесах» Лурда, которые православный архиепископ воспринимает как вполне Божественные и истинные! Да и сам Лурд он именует «святым градом»! Окончив описание исцелений в Лурде (напомним, что этот «святой град» является центром распространения богохульного догмата о непорочном зачатии Девы Марии. Его прославление и началось с явления призрака в женском обличии, заявившего: «Я — непорочное зачатие»), архиепископ добавляет: «Мы могли бы привести много подобных исцелений при открытии мощей преподобного Серафима Саровского, из житий святителя Питирима Тамбовского и многих других святых». Полное неразличение духов!

Дальше — больше: архиепископ обращается к опыту спиритических сеансов! Вот как излагает церковный взгляд на это явление (которое в его время называлось магнетизмом) святитель Игнатий в работе «Слово о чувственном и духовном видении духов»: «В наше время многие позволяют себе входить в общение с падшими духами посредством магнетизма, причем падшие духи обыкновенно являются в виде светлых ангелов, обольщают и обманывают различными интересными сказками, перемешивая правду с ложью, — всегда причиняют крайнее душевное и даже умственное расстройство. Употребление магнетизма есть область волхования... без всякого внимания постановления Божия, не справясь тщательно, угодно ли Богу, сообразно ли воле Божией предпринимаемое, легкомысленный испытатель таинственного слепо вверяется действию магнетизма, без всякой предосторожности вступает в общение с духами, верит им и вверяться, действует под их наставлением. Что это, как не отступление от Бога?»

Ну, а работа архиепископа Луки усиленно пропагандирует это отступление от Бога! Как он пишет, «не могу удержаться, чтобы не привести немногие факты материализации из числа множества их....» То есть бесовские призраки, профессор медицины и православный (?) архиерей принимает за действительную «материализацию!» Но еще страшнее и богохульнее дальнейшее: «Чем, если не материализацией духа, можно объяснить явление Господу Иисусу Илии и Моисея при Его Преображении на горе Фавор? А явление ангелов в человеческом виде?» Если бы Войно-Ясенецкий ознакомился хотя бы с уже приводившимися работами святителя Игнатия или других Учителей Церкви, то он знал бы, что возможность чувственного видения духов есть следствие не какой-то неведомой Отцам, но ведомой спиритам «материализации», а является «отверзанием очей». Что же касается пророка Илии, то его тело вполне материально: он не умирал, но с телом взят до Второго Пришествия на небо... Интересно, что автор приводит страшные библейские запреты на спиритические «опыты»: «Не обращайтесь к вызывающим мертвых, и к волшебникам не ходите, и не доводите себя до осквернения от них» (Лев. 19, 31); «не должен находиться у тебя ... обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых» (Втор. 18, 10-11). Но архиепископ Лука, очевидно, считает, что наукообразная обстановка спиритических «опытов» делает для него необязательной заповедь Божию. Описаний этих явления бесовских призраков приводится в книге множество, им посвящены целые страницы. Под православной вывеской подается настоящая реклама чисто сатанинской формы зла!

И опять: вместе со случаями явления призраков обычным людям, говорится о случаях «экстериоризации». «Их много можно найти в житиях святых». Далее приводится случай из жизни католического «святого» Альфонса Лигуори, впавшего в транс в своей келии и одновременно якобы находившегося при Папе Клименте XIV! В следующем абзаце — случай явления старца Амвросия (вернее, как объясняет подобные случаи Церковь — Ангела, принимающего вид святого) заблудившейся крестьянке. Так что работа Войно-Ясенецкого буквально испещрена, на радость экуменистам и суперэкуменистам, признаниями одноприродности явлений, порождаемых демонскими обольщениями и Духом Святым!

Далее дело доходит и до гипноза, также воспринимаемого архиепископом как положительное явление. И, наконец: «Что же невероятного, — вопрошает автор, — в том, что просветленный дух святых в полной мере и всегда обладает теми трансцендентальными способностями, которые у обыкновенных людей проявляются только в состоянии сомнамбулизма?» Таково понятие архиепископа о святости: это суперсомнамбулизм! Конечно, такими «святыми» могут быть люди любой веры или даже атеисты!

г. «Трансцендентальные духовные способности».

Логичным продолжением предыдущей главы является 7-я глава «Трансцендентальные духовные способности». В ее первом абзаце пересказывается евангельский эпизод исцеления кровоточивой, прикоснувшейся к ризам Спасителя, а сразу вслед за ним — во втором абзаце — описывается телепатический опыт. Между этими явлениями проводится полная аналогия: «Факты совершенно бесспорны, наблюдениями над медиумами [теперь — экстрасенсами] несомненно установлено, что от медиума, находящегося в трансе,... но иногда даже в нормальном состоянии исходит ...часть его двигательной силы. Этой экстериоризацией объясняются удивительные спиритические явления движения, даже полета различных предметов [«барабашки»], стуки, автоматическое письмо самодвижущейся ручки... Когда заканчивается спиритический сеанс, при котором происходили перемещения тяжелых предметов, медиум чувствует большое утомление, ибо из него исходила мышечная сила. Господь Иисус Христос чувствовал, что из Него изошла сила, исцелившая кровоточивую женщину. Это факты одного и того же порядка [!!!]... факты трансцендентального порядка». Стоит ли после этого членам Московской патриархии возмущаться современными колдунами, экстрасенсами и гипнотизерами, как раз и приводящими этот евангельский эпизод, как доказательство Божественного происхождения своего бесовского «дара»?! Теперь последние защищены «святоотеческими писаниями» «святителя Луки»! И опять — целые страницы, пропагандирующие явления бесов. В том числе и «вещие сны», обращать внимания на которые категорически запрещает Церковь, и опыты наркоманов — осталось посоветовать современным старцам Московской патриархии, опираясь на писания «святителя Луки», читать и практиковать Костанеду! Ну, и конечно, как не дойти до метемпсихоза: «Философ Плотин в “ЭнНеадах” говорит: “Но со временем, к концу жизни, являются другие воспоминания из более ранних периодов существования ... ибо, освобождаясь от тела, она (душа) вспоминает то, чего здесь не помнила”».

д. «О внутреннем человеке»

Глава 8-я — «О внутреннем человеке» — посвящена «теоретическим» объяснениям вышеизложенных опытов. И здесь опять обнаруживается полное неведение православного учения о сих предметах. Архиепископ вопрошает, например: «Почему не допустить, что ... духовная энергия, энергия любви, симпатии и антипатии может действовать вне времени и пространства...?». Как многократно в своих работах писал святитель Игнатий, основываясь на согласном учении древних Отцов Церкви, «вне времени и пространства» может действовать только Абсолютный, Нетварный Дух — Бог. Тварные же существа, в том числе и сотворенные духи, зависят и от времени, и от пространства. Темнота и непросветительность воззрений архиепископа Луки выражаются и в его недоумении относительно явлений ясновидения, предчувствий и предвидения. Он опять смело толкует Священное Писание: «“Я сплю, а сердце мое бодрствует” (Песн. 5, 2). Это очень глубокое слово. Сердце есть орган высшего познания, орган общения с Богом и со всем трансцендентальными мiром. И оно никогда не спит...» Увы, у грешников духовное сердце спит глубоким сном, или вовсе умерло в смертных грехах. Слова же Священного Писания относят Святые Отцы к тем, кто сподобился за великие подвиги дара умно-сердечной, никогда не престающей молитвы.

И опять — пространная цитата из Лейбница, в частности: «Почти у всех людей, даже наименее сенсетивных, есть способность познания иная, чем познание пятью чувствами. Чем выше духовность человека, тем ярче выражена эта способность высшего познания. При некоторых условиях и у людей в высшей степени сенситивных она проявляется с необыкновенной силой в ясновидении, предчувствии и пророческом предвидении в неведомом и таинственном шестом чувстве, которым они узнают многое о людях по вещам, принадлежащим им. Мы привели много фактов сверхпознания...» Как видим, во всей книге нет ничего о необходимости познания и хранения истиной веры, но сверхпознанием почитаются явно бесовские «откровения». Опять приводятся аналогии между сомнамбулами и святыми, а о важности уединения для духовной жизни говорится: «Это хорошо понимали и глубоко ценили христианские и буддийские анахореты, стремившиеся заглушить все внешние впечатления жизнью в пустыни, постоянным самоуглублением и молитвой, покорить духу плоть постом и бдением, даже стоянием на столпе».

Как авторитеты в области «трансцендентальной жизни духа» у православного архиепископа выступают «древние индийские мудрецы и греческие философы... Плотин, Порфирий... В средние века о том же писали Парацельс, ван-Гельмонт, Кампанелла [! создатель утопического коммунизма]... Недосягаемый по глубине мысли И. Кант, Сведенборг».

Таким образом, буддийская ли медитация, философские ли измышления, бесовский сомнамбулизм в итоге одинаково приводят к тому, что «когда ослабевают и угасают страсти и похоти плоти, когда силы ее слабеют и меркнет для нас блеск и шум мiра сего, тогда “отложим прежний образ ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, и обновимся духом ума нашего, облечемся в нового человека, созданного по Богу в праведности и святости истины” (Ефес. 4, 22–24). “Новый человек” в этих словах Павловых, конечно, то же, что внутренний... Тогда мы становимся даже причастниками Божественного естества по слову апостола Петра (2, Петр. 1, 4)». И опять ни слова ни о православной вере, ни об Истинной Церкви, необходимой для такого «облечения в нового человека», который, конечно, есть Христос, а не «внутренний человек» ветхого Адама, как полагает Войно-Ясенецкий...

 е. «Бессмертие».

Наконец, последняя глава «Бессмертие» опять приводит нас к материалистической картине эволюционирующего мiра. «Невозможно допустить, что все бесчисленные звездные мiры были только грандиозными массами мертвой материи, чтобы мiр живых существ обрывался на человеке, этой первой ступени духовного развития. Что мешает допустить, что небесные тела служат местом обитания бесчисленных живых разумных существ, высших форм интеллектуальности?» — вопрошает архиепископ Лука. Его мiровоззрение, как мы видели и раньше, материалистическое по сути, лишь включает в себя христианские образы, которым архиепископ приписывает совершенно неправославное значение. «Духовность» для него — это лишь более утонченная форма материи. Несмотря на то, что в 3-й главе своей книги архиепископ утверждает: «Вечной материи нет, как вообще нет материи», в 9-й главе он же пишет: «Если совершенно неуничтожима материя и энергия [т. е. материя и энергия Божественны по своей природе, т. к. неуничтожим только Бог] в ее физических формах, то, конечно, должна подлежать этому закону и духовная энергия, или, иначе говоря, дух человека и всего живого. Таким образом, бессмертие есть необходимый постулат ума нашего». Интересно, что далее следует: «Господь Иисус Христос прямо засвидетельствовал о бессмертии человеческом: “Всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек” (Ин. 11, 26). “Слушающий слово Мое и верующий Пославшему Меня имеет жизнь вечную” (Ин. 5, 24)». Казалось бы, куда яснее: вечная жизнь есть следствие принятия истинной веры в Иисуса Христа как Спасителя, то есть никак не безусловна! Но все упоминания о вере проходят мимо сознания архиепископа, и далее он другими цитатами из Священного Писания «доказывает» оккультную мысль о том, что «человек есть только первая ступень духовности»...

Такие «доказательства» приводят к совсем забавным утверждениям типа: «И пылающие раскаленные массы огромных звезд могут быть населены пламенными серафимами и херувимами (“Творяй ангелы своя духи и слуги своя пламень огненный” — Пс. 103, 4)». В этой же главе мы находим, наконец, определение человеческого духа: «Дух есть сумма нашей души и части ее, находящейся вне границ нашего сознания». Можно попытаться выразить это математически. Душа Х состоит из части А, находящейся в границах сознания, плюс части В, находящейся вне этих границ: Х=А+В. Тогда дух Y = Х + В = А + 2В!»

Мiровоззрение Войно-Ясенецкого сродни гностицизму. Душа у него более совершенна, чем тело, а дух, в его понимании, и вовсе часть божества: «Проще говоря, дух человека свободен, “дух дышит, где хочет...”, а его низшая, чувственная душа подчиняется законам причинности». Вот так: цитата из Евангелия (Иоан. 3, 8), относящаяся к Духу Святому, прямо приписана тварному, потому ограниченному, потому никак не изъятому из закона причинности духу человеческому! Православная Церковь учит нас, что «человек есть Богозданный храм Божества по душе и телу»[4]. Конечной целью нашего спасения есть полнота вселения Бога в единый наш духовно- (или душевно-) телесный состав, насильственно разрушенный грехом, соединяемый в полноте естества Нового Адама, Господа нашего Иисуса Христа, воссевшего одесную Бога Отца во всей полноте нашей человеческой природы. Но не таково воззрение архиепископа Луки: «Бессмертный дух первых [праведников], просветленный и могущественно усиленный после освобождения от тела, получает возможность беспредельного развития в направлении добра и Божественной любви, в постоянном общении с Богом и всеми бесплотными силами». Так что тело рассматривается как злое начало, мешающее развитию в направлении добра. Чем не богомильство или хлыстовство?

Далее Войно-Ясенецкому, как знакомому с учением Церкви о воскресении тел, приходится говорить об этом, но учение это как бы стоит в его сознании отдельно от усвоенного им представлении о более совершенном состоянии «развоплощенного» духа: «Вечная жизнь не будет только жизнью духа, освобожденного от тела и души, а жизнью в новом Иерусалиме...» Заканчивается книга утверждением о воскресении животных.

 

4. Архиепископ Лука и «тайна» Московской патриархии.

У нас в России люди более православны по чувству сердца,

нежели по умственному убеждению.

 

...Ложь может иметь только минутные торжества, ... ложью ничего нельзя взять прочно, ... она не усиливает, а ослабляет и роняет дело, которому служит. Это великая, величайшей важности истина! Ее надо начертать золотыми буквами! Ее надо знать и знать всякому, кто хочет правильно управлять собою, в особенности, кто хочет правильно управлять людьми и общественными делами. ...Отчего случается иногда, что люди становятся в фальшивое положение и действуют во вред себе и всем? От принятия и усвоения ложных мыслей и понятий, от действия из области человекоубийственной лжи. Вся история человечества доказывает это поразительнейшими фактами. О, когда бы у нас в России развилось величественное и благотворное для временнаго и вечнаго быта человеков правильное понятие о святой Истине! когда бы вся деятельность, и частная и общественная, потекли из этого Божественнаго источника!

 

Святитель Игнатий Брянчанинов

 

Архиепископ Лука — Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий — прожил долгую и по человечески весьма достойную жизнь. Родился в 1877 году, детство и юность провел в Киеве, где проявились его первые смутные религиозные впечатления. Затем — увлечение народническими идеями прогресса и «служения народу» вследствие чего, в противоположность склонности и таланту к живописи, юноша поступает на медицинский факультет Киевского Университета. Во время русско-японской войны — служба в лазарете в Забайкалье. Здесь он знакомится с медсестрой Анной и женится на ней. Далее — самоотверженное служение врача, начало научной карьеры. Первая мiровая война с ее тяготами пробудила полузабытые детские религиозные впечатления и молодой врач начинает регулярно посещать храм. В 1917 году он становится главным хирургом ташкентской городской больницы. Через два года неожиданно заболевает туберкулезом и умирает жена, оставив 4-х детей... Читая псалтирь над усопшей, Валентин Феликсович особо остро воспринимает слова: «Вселяет неплодовь в дом, матерь о чадех веселящуюся». Он приводит в дом соседку, бездетную одинокую женщину, которая вырастила и воспитала его детей. Сам же он в трагических обстоятельствах видит промысел Божий о себе и в 1921 году становится священником. В 1923 году он принимает постриг и вскоре становится епископом Ташкентским и Туркестанским. Он не принимал обновленчества. До конца дней не оставлял своей медицинской деятельности, специализируясь в области гнойной хирургии. Сколько людей обязано ему жизнью и здоровьем! За свои «Очерки гнойной хирургии» он получает Сталинскую премию. При вручении ее Сталин, уничтоживший миллионы христиан, решил пошутить: «Профессор, когда Вы вскрываете человеческие тела, где Вы видите душу?» На что получает ответ: «Я, товарищ Сталин, и совести при вскрытии никогда не находил!» Маститым старцем, архиепископом Симферопольским и Крымским, умирает он в возрасте 84 лет.

Прекрасная жизнь, если бы не время: страшное и трагическое, потребовавшее от русских христиан того, что было абсолютным большинством их утрачено: адамантова единства своей веры, полноты христианского мiросозерцания. Как выразился уже в наши дни о. Серафим (Роуз): христианином можно быть или только во всем, или ты не будешь им вовсе. Если прочитать проповеди архиепископа Луки, то можно подумать: их писал не автор «Духа, души, тела»! Выдержанные в церковной традиции, с обильным цитированием Отцов Церкви[5]. Но, как мы видим, когда он пытается высказать свой взгляд на природу и мiроздание, они оказываются вовсе нехристианскими, а цитаты из Священного Писания в лучшем случае смотрятся в общем контексте неуместно, в худшем — кощунственно. При том нет оснований сомневаться в искренности его веры, его религиозного чувства. Такое синкретическое, составленное из совершенно разнородных «кусков» религиозное сознание в большей или меньшей степени, было, увы, характернейшим явлением и тогдашнего, и тем более нынешнего времени.

Как видно из биографии Войно-Ясенецкого, взгляды на жизнь будущего епископа, художественно одаренной, восприимчивой к влияниям личности, складывались из стихийного материализма демократического, народнического движения, оказало на него влияние и толстовство. А увлечение спиритизмом и прочей бесовщиной было в начале века столь же распространенным, как сейчас гороскопы и вера в «биополе». Как писал в то время Саша Черный:

И с утра до поздней ночи,

Все, от крошек до старух,

Погрузив в страницы очи,

Небывалым дразнят дух...

 

Так что к тому времени, когда он сознательно заинтересовался Православием, скрижали его сердца были исписаны учением «духа мiра сего». Состояние же духовного просвещения в самом Православии уже давно было не таково, чтобы нашлось кому объяснить молодому человеку, что усвоенные им взгляды чужды и враждебны христианству. Вот и выглядит его основной жизненный труд как палимпсест, на котором поверх еретического текста пытались записать тексты Священного Писания. Кое-где некоторые буквы или слова могут даже совпадать, но общее впечатление — чудовищное[6].

От обновленчества в его грубой форме Войно-Ясенецкого, очевидно, оттолкнуло скорее всего эстетическое чувство. Но против более утонченного обновленчества — сергианства, «каноничного» и «не отвергающего догматов», как объясняли агенты ГПУ на допросах архиереям и священникам, у него не было иммунитета, который может дать лишь вкус к истинному Святоотеческому Православию. Нахождение в церкви митрополита Сергия позволяло сохранить расщепленность сознания, ставшую привычной. Приходит на ум удивительное создание — хамелеон, который способен смотреть одним глазом вперед, а другим — назад. Но для человека это невозможно, невозможно иметь разум духовный и не отвергнуть учености мiра сего. «Ученость, предоставленная самой себе, есть самообольщение, есть бесовский обман, есть знание, преисполненное лжи и поставляющее в ложное отношение ученого и к себе и ко всему. Ученость есть мерзость и безумие пред Богом; она — беснование. Слепоту свою она провозглашает удовлетворительнейшим ведением, и таким образом соделывает слепоту неисцельною, а хранимое ею падение неотъемлемым достоянием... Философы и художники были величайшими поборниками идолопоклонства и врагами истинного Богопознания. По водворению веры Христианской в мiре ученость родила бесчисленные ереси и ими старалась ниспровергнуть Святую Веру... А в наше время ученость возвращает язычников, принявших Христианство, к язычеству и, отвергая Христианство, вводит снова идолопоклонство и служение сатане, изменив формы для удобнейшего обольщения человечества...»[7]

То, что принято у нас называть «сергианством», и есть новая форма, не отвергающая впрямую христианства, но смешивающая его с мудрованием по стихиям мiра, она есть новейшая форма обольщения. Столь яркая его нынешняя его черта — экуменизм и суперэкуменизм — это только частность, как мы видели из работы архиепископа Луки (написанной, когда экуменизм еще мало кому был известен, а суперэкуменизм как таковой еще и не существовал), насквозь проникнутой их идеями. А насколько оправдались на нем слова святителя Игнатия о том, что плотское мудрование поставляет в ложное отношение ученого и к себе и ко всему, заставляет его быть хамелеоном и в смысле постоянной смены окраски, — можно видеть из следующих высказываний.

Германский народ, более тысячи дет считавшийся христианским народом, родивший Лютера, Гете, Канта и Гегеля, Гельмгольца и Вирхова, явил всему мiру, народам-братьям во Христе и народам нехристианским неслыханно страшное лицо варвара... как нам теперь проповедовать Евангелие любви и братства людям, не знающим Христа, но видящим дьявольское лицо немца, числящегося христианином[8]?

Все мы знаем, как велика была его [патриарха Алексия Симанского] активность в послевоенные годы, как стремился он объединить Православную Церковь и Церкви Армянскую и Англиканскую.... Патриотизм в высшей своей форме есть активная любовь к Родине, одна из многих форм любви; а любовь есть исполнение всего закона. Патриотизма были лишены те архипастыри и пастыри, которые покинули свою Родину и свои паствы в годы величайших потрясений и страданий, и чинили церковные расколы в Сремских Карловцах, в Париже и Мюнхене, в Северной Америке[9].

Они [борцы за мир] и Всемiрный Совет — огромная сила, противостоящая поджигателям войны. А другая великая сила — это, как признано уже всем мiром, глубоко честная политика, которую проводят представители СССР в ООН... Есть уже и мученики за правду протеста против готовящейся войны, томящиеся в тюрьмах юноши и девушки. Все это — непобедимая сила правды. Ложью, этим гнусным бесчестием человека, и атомными бомбами, м. б. и можно на время утопить в крови правду, но уничтожить ее нельзя, ибо правда — от Бога и потому бессмертна. Ибо «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6, 7) А ложь — от древнего змия главу которого стер Господь наш Иисус Христос[10].

...Каково же наше подлинное отношение к нашему Правительству, к нашему новому государственному стою? Прежде всего, мы, русское духовенство, живем в полном мире с нашим Правительством. У нас нет никаких поводов к вражде против правительства, ибо оно предоставило полную свободу Церкви и не вмешивается в ее внутренние дела. Мы, конечно, совершенно чужды материализма, составляющего идеологическую основу коммунизма, но это не мешает нам видеть все то доброе, полное великой социальной правды, что дал нам наш новый государственный строй, и с чистым сердцем приветствовать его[11].

Эти выписки можно было бы продолжать долго...

***

Кто только сейчас не говорит и не пишет о Втором Пришествии, о конце света! Не только православные, но и далекие от всякой веры люди чувствуют нечто всеобщее и мрачное, нависшее над наши мiром. Но мало ведь кто задумывается, почему неизбежны ужасы Апокалипсиса, почему, по словам Спасителя, в последние времена люди будут испытывать скорбь, какой не было от начала мiра (Мф. 24, 21). Разве Всеблагой Господь будет Источником этих бед? Вспомним о первом ужасном событии в истории человечества: вот, на еще юной и прекрасной земле лежит уже бездыханное тело юного и прекрасного Авеля, залитое его дымящейся и вопиющей к небу кровью. Да, он пал от руки брата, но это движение не было ли отражением и логическим следствие того, что его и наш родитель дерзко простер руку свою к беззаконию. Простер потому, что принял от обольстителя ложную мысль, оторвавшую его от Бога и исказившую все его воззрение на мiр. Сбылась тогда, и до последних времен будет сбываться истина, выраженная словами святителя Игнатия: Потоками крови омыты ложныя мысли, — и не вычистилась мысль этим омовением! Страшно — запятнать мысль ложью: кровь человеческая не в силах омыть этих лютых пятен[12].

Ложной была богохульная мысль о равенстве Творца и твари, заставившая Адама отвратить свои руки от молитвенного воздеяния к Богу, истинному Источнику блаженства и жизни, и протянуть их к тварному древу познания добра и зла. Эта мысль породила страшное зло плотского мудрования, «изгоняющего» Бога из мiроздания, стремящегося «убить» Его. Каин довершил начатое отцом: если можно нарушить слово Божие, ища беззаконного наслаждения, то почему нельзя простереть руку, чтобы уничтожить того, кто мешает этому наслаждению, чье бытие огорчает мое извращенное ложью сердце? В скорби созерцал наш праотец страшную картину, которая была как бы зеркалом: в образе вещественного убийства своего сына он видел реализацию своей духовной попытки «убить» Всеблагого Бога...

Чтобы исцелить язву, нанесенную диаволом человечеству, чтобы омыть от бесчисленно пролитой за историю человечества крови, нужно было Божественное омовение. Как продолжает святитель: Для такого омовения человечество нуждалось в крови Богочеловека. Оно получило эту кровь, умылось в ней, очистилось! держимое рукою веры, вышло на свет истинного богопознания и самопознания, — вышло туда из глубокой, темной пропасти плотского, лжеименного разума. Но, увы! — Этот разум призывает человека снова в пропасть, — и внемлет человек призыву убийственному!..

Внемлют этому призыву и отдельные человеческие души, внемлют, увы, и целые сообщества, из церковных перерождающиеся в «сборища сатанинские». Тысячу лет назад для миллионов поклонников Папы стало ложью усвоенное ими имя «христиане»; в наше время мы теряем возможность отличить тех, кто имеет истинную веру по имени «православный».

Тайна беззакония со своей мерзостью запустения, стоящей, где не должно, раскрывается для нас в построении системы «мiрового православия». Самая большая по численности ее часть — Московская патриархия, которая, увы, большинством наших сограждан воспринимается как подлинная Российская Православная Церковь. Она имеет имя и видимость Церкви, но хранит не Истину, а «суетная и ложная, не познавши Господа», отказавшись от Святоотеческого опыта. Именно она, а не явные грешники и безбожники, не претендующие на имя учеников Христовых, порождает все ужасы Апокалипсиса, в ней самой уже существующие духовно. И такие явления, как признание святыми тех, чье учение не имеет ничего общего со Священным Преданием, есть страшное знамение неизбежно нами самими приближаемого Страшного Суда. Потому что оно говорит о перерождении Церкви Христианской — в антихристову.